Хотя, кажется, нет ничего легче и яснее уже пройденной дороги, я не люблю оглядываться назад. Так чувствуешь себя моложе и не терзаешься не сделанным. Но меня попросили вспомнить, и я, грешен, не устоял.

Как сейчас помню, вернее, помню лучше, чем сейчас: мы - очень многочисленная компания выпускников Московского университета №1: биологи, физики, математики, химики, и медики из бывшего Московского университета  блистая красотой, жизнерадостностью и неукротимым   желанием, т.е. энтузиазмом, «найти» себя в космосе,   появились в «ящике»  на Хорошевке. У физиков    очень   высоко  котировались вы пускники МИФИ - тоже большие энтузиасты науки составляли большинство нашего сектора.

Все ученое население Института в то время делилось на начальников и остальных -инженеров и старших лаборантов, хотя первые в большинстве своем по возрасту отличались на немного, на 3-4 года. Начальники имели привычку заседать почти каждый день и о чем- то таинственно сговариваться. Мы догадывались, что они обсуждали, чем бы нас, умников, занять. По крайней мере, так было у физиков. В обстановке почти сталинской секретности, когда мало кто знал начальников другой специализации, только прочные студенческие узы позволяли нам как-то ориентироваться в царившем в Институте беспредельном море фантазий, мечтаний и различных научных затей, называвшихся задачами, проблемами и еще Бог знает чем.

Нет, решил я. Надо что-нибудь полегче поискать. И... О, Эврика! Как-то, в 1969 году, натолкнулись мы с Кириллом на одну басурманскую работу, в которой получалось, что если облучать электронами слой из оргстекла, то в нем сами собой образуются электрические поля гигантской напряженности, которые тормозили пучок электронов и останавливали его на глубине в 3 раза меньшей. Сначала мы с Кириллом решили, что надо бы покрыть слоем плексигласа весь космический корабль, а зарядится слой сам уже в радиационных поясах на орбите, например, на геосинхронной. Но оказалось, что заряд в органических полимерах живет недолго, да и сам слой может быстро разрушиться. Подумали, а не использовать ли нам неорганические стекла. Но не тут-то было. В природе нужных стекол не нашлось. Оконное и даже кварцевое совсем не годилось. Необходимо было разрабатывать новые. Но легко сказать! Ведь ни природы ловушек заряда, ни закономерностей его накопления в стекле и тем более, какие вообще стекла бывают, мы не знали.

И начались долгие годы работы. Не бросать же начатое дело на полпути! Стали искать талантливых молодых химиков-стекольщиц (неорганические стекла тогда умели варить исключительно женщины). И нам сразу же повезло -и с женщинами, и со стеклами, ими синтезированными. Уже осенью 1969 году в Институте стекла мы нашли целую лабораторию. К нашему счастью, директор института (лауреат многих ленинских и государственных премий) поглядел на нас, послушал да и сразу разрешил попробовать разработку таких стекол всего за 10 тысяч рублей в год (зарплата начинающих инженеров, 120 р., считалась довольно высокой).

Стекла начали варить. Но их необходимо было заряжать. Однако подходящих электронных ускорителей рядом в Москве не оказалось. Нам приходилось для облучения электронами и зарядки стекол исколесить пол страны вплоть до Томска и академгородка в Новосибирске. Первые образцы стекол под пучком электронов с треском разряжались и рассыпались. Но мы постепенно подобрали составы и технологию синтеза, и спустя 10 лет все пошло просто замечательно. А сколько сил отнимали бесконечные уговоры потенциальных заказчиков или, как теперь говорят, инвесторов! Мало кто из них верил в реальность и эффективность диэлектрической радиационной защиты. Нам приходилось объяснять принципы и достоинства такой защиты, буквально начиная с «азов» физики. В конце концов, многие из начальников, может, и не поняли до конца нашу затею, но смирились с тем, что мы упорно продолжали и продолжаем исследовать необыкновенно редкое в природе явление метастабильной устойчивости избыточных электронов в конденсированной среде. В разработанных нами стеклах накопленный при облучении заряд может сохраняться более 10 лет.

Целую эпоху следования    устойчивости  внутренних электрических защитных  полей в стеклах,   установленных на     внешней поверхности спутников.   Восемь лет   знаменитые «Бионы»   служили нам полигоном.  Последовательно,     от спутника к спутнику, мы шли к установлению факта, неопровержимо   доказывающего, что эффект зарядки покрытий из разработанных нами стекол приводит к повышению эффективности радиационной защиты от космического из­лучения. Наконец, на Бионе-10 было получено, что за тонкой пластиной заряженного стек­ла толщиной всего пол миллиметра мощность дозы в два раза меньше, чем за такой же, но незаряженной пластиной. Применение заряжающихся стекол в радиационной защите космических аппаратов сулит, по нашему мнению, немалый выигрыш в увеличении ресурса солнечных батарей, иллюминаторов, оптических приборов ориентации и на­блюдения. Помимо большого числа авторских свидетельств, нами недавно, в 2000 г., получен патент на устройство полупроводникового фотопреобразователя для солнечных батарей, предназначенного для работы в условиях высокого радиационного фона в космосе и на Земле.

Как говорилось выше, работы над другими видами активной радиационной защиты: электростатической и магнитной еще не доведены до опытной реализации, и трудно сказать, когда и кому это удастся сделать.

Хочется подчеркнуть, что другая область научно-инженерной деятельности, которой занимались физики нашего Института - это исследование радиационной обстановки на орбитах космических станций «Салют», «Мир», а теперь уже и МКС. Это была очень трудная, но необыкновенно творческая работа. На Земле с такими условиями практически не приходилось сталкиваться. Но энтузиасты взялись и успешно решили проблему как создания необходимой аппаратуры, так и разработки методики проведения бортовых космических экспериментов. Не один десяток космических объектов был задействован для того, чтобы установить, каков реальный диапазон величины мощности дозы на околоземных орбитах в спокойной и возмущенной солнечными вспышками радиационной обстановки.

Измеряя и фиксируя каждый день суточные приращения дозы в отсеках орбитальных космических станций МИР и МКС, за 17 лет мы собрали уникальную для космической практики базу данных, состоящую из более 6000 строк по 15 параметров в каждой. Поиски корреляционных связей между суточной мощности дозы и параметрами солнечной активности привели нас в конечном счете к созданию методики надежного прогноза радиационных условий в орбитальных космических комплексах. Нашлись и молодые ребята, которые решились на научный подвиг и захотели оттачивать аспирантское мастерство по доведению методики прогноза до программного совершенства.

Но самое необыкновенное открытие нас ждало, когда мы вместе с Андреем Максимовичем Носовским и Александром Нестеровичем Викторовым сопоставили вариации радиационной обстановки на «МИРе» с динамикой микробной контаминации. Оказалось, что воздействие протонов космического излучения при совсем небольших дозах в сочетании с воздействием солнечной активности может вызывать бурный рост грибов. Особенности морфологических изменений различных видов грибной популяции не только отличались большим разнообразием, но закрепились в геноме в виде специфических реакций микроорганизмов на облучение.

Таким образом, многолетнее функционирование «МИРа» на орбите позволило провести «природный» эксперимент по проверке и подтверждению гениальных предсказаний А.Л. Чижевского о влиянии солнечной активности на биоту не только на поверхности Земли, но и выше - в околоземном космическом пространстве.

В известной мере радио­биологические исследования с микроорганизмами показали биологическую эффективность вариаций бортовых мощностей доз космического ионизирующего излучения. А ведь казалось, что необходимо опасаться только солнечных вспышек. Сколько бессонных ночей
приходилось проводить физикам и радиобиологам на ускорителях Объединенного института ядерных исследований в г. Дубне. Так создавались основы знаний, на которых зиждется   уверенность физиков нашего отдела, что лучевого поражения членов экипажей на низких орби­тах не может произойти. Недавно мы, ветераны прошедших битв  с загадками природы, встретились. Оказалось, что тот настрой и та способность самоотверженно работать, стремление к самостотельной научной деятельности, которые были характерны первому молодому поколению середины шестидесятых, сохранились... У физиков и радиобиологов нашего Института теперь другие задачи. Из-за того, что радиационные условия, подобные космическим, нигде не встречаются на Земле, у уче­ых и практических радиобиологов не накоплено достаточных знаний и практического опыта по действию таких доз на человеческий организм. Становится ясно, что обеспечение радиационной безопасности экипажей заключается не только в мониторинге бортовых доз, но и в необходимости разработки новых профи­лактических средств для снижения неблагоприятного воз­действия на космонавтов малых доз космического ионизирующего излучения. Думаю, что для этого может потребоваться еще не один год упорной работы ученых не только нашего Института.

 Новые пути сулят открытия! Надо дерзать!